Если мы сможем сбросить всех этих тварей обратно в пекло, из которого они выползли, то может быть сможем спаси наш ад. представь себе что ОН опять будет отвечать только за вывоз пепла из чуть теплых печей в которых варили похлебку свиньям… ты помнишь какими мы били… кожа как мокрый гранит, копыта оставляли следы на битумных озерах междуречья; теперь наши следы в пыли, пламя прежде чем отразится на трезубце отражалось в обсидиановых глазах, а может быть это пламя отражало свет наших глаз… посмотри на нас мы стали черны настолько, что кажется в нас нет света.


Пропаганда говорит нам о восьмистах нанометрах, о принятии нового света, но мы помним, что это свет черного солнца пекельного мира. может быть, если мы откажется от их света, сможем вернуть себе свой собственный.


мы зашли в католический по виду храм. к священнику выстроилась очередь, кажется было время причастия. на входе мы повязали «пояса туристов», показывающие что не принимаем участия в ритуале и зашли только посмотреть. Человек подошел священнику, оголил предплечье, священник лезвием для безопасной бритвы сделал неглубокий прокол, приложил к нему лезвие плашмя чтобы оно все о окрашилось кровью, человек открыл рот и этот странный священник положил ему кровавую бритву на язык.


Человек закрыл рот и пошел в выходу из храма… болезненное любопытство: проглотит ли он бритву или сплюнет потянуло меня за ним, но но тут в очереди на шрамирование я увидел ребенка, как мне казалось ему ещё нет и 10 лет, образ дополняла шерстяная курточка от старой советской школьной формы с гербом-книжкой на плече… сносу нет таким курточкам, даже в аду. Когда подошла его очередь, мальчик привычно снял курточку, и закатал рукав. Священник выдавил ему на плечо какой то красной пасты из тюбика, и выдал что-то типа зеленого медиатора. Мальчик соскоблил пасту с предплечья и отправил медиатор в рот. Спустил рукав рубашки, наел курточку, повернулся чтобы идти к выходу, встретился со мной взглядом и улыбнулся.