полгода назад фотографировал картинки, черновики при lith печати, фотографировал перед тем как в мусорку отправить… и вот выселось что цифра не перенесла.

Это кстати одна из причин по которой я не печатаю/мало печатаю lith, все что получается находится в неком отдалении от того чего хотелось бы получить, не выражает моих хотений. Я немного завидую тем, кто подходит к пленочной (да и вообще) фотографии как к игральным костям — то что выпало, то и является судьбой, а поскольку судьбой рулит Боженька то собственно все это Божья воля… ну типо как и войны эпидемии и катастрофы…

ну ладно, я хотел сказать не о своих закидонах, а о тех чьи работы как «чума» или «атомная война», «Как пример рукоблудья в искуством данный»…

о тех кому творчество идущее изнутри конституционно неприятно… ну примерно как существам ночи отвратителен солнечный свет, но существа тмы сильны и интеллигентны (ещё один мерзкий эпитет) ровно на столько, чтобы быть снисходительными к побежденным… пусть их, настоящее творчество рассеяно, и почти не несет опасности картине мира… они даже своих детей и собак отругают, за то что лаяли на художника… Но вся эта снисходительность нужна только для того чтобы морально защитится от того что скажет: вся ваша мазня страшна как хиросима и великая октябрьская революция.

Л. В. Лифшицу

Я всегда твердил, что судьба — игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако — сильно.

Я считал, что лес — только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке — ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

1971

Бродский Иосиф

и как бы в подтверждение моих слов собрал народные рцензии:
«Поэзия Бродского- занудная унылая муть перенасыщеная малопонятными метафорами»
«Да ну их, этих евреев с их сверхоригинальным бредом для избранных.»
«Жаль, что вместо дуэли и ссылки на Кавказ ему выпало свалить из Рашки и получить нобелевку от американцев»
«Одно меня отталкивает. не любит поэт людей. эгоцентризм так и сквозит во всём, хотя сам от этого страдает, оттого и такой надрыв порой.»